Художник Владимир Егорович Маковский (1846-1920), знаменитый мастер русского жанра, родился в Москве, в просвещенной и по-старинному хлебосольной семье, в которой любили искусство и почитали художников. Отец, Егор Иванович, сам художник-любитель, был страстным собирателем картин. В доме висели работы Тропинина, Кипренского, Брюллове. Мать, Любовь Корнилиевна, была певицей. Похоже, для детей этой семьи искусство было единственным вариантом жизненного выбора. Художниками стали все они - три брата и сестра. В 1861 году, когда Владимир Маковский поступал учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, его старший брат Константин уже прославился своей примечательной исторической картиной на сюжет о Дмитрии Самозванце. Однако театрально-приподнятая, эффектно-красноречивая живописная манера Константина не увлекла Владимира, возможно, оттолкнула его. Видимо, он хотел обособиться от брата, стать поскорее самим собой. Как бы то ни было, все внимание молодой Владимир Маковский обратил на скромные сюжеты, на простых людей, на то, что называется "поэзией обыкновенности".

Отсчет художественных успехов Маковского идет с 1869 года, когда за картину из жизни крестьян он получил звание классного художника 1-й степени с золотой медалью Виже-Лебрен за экспрессию письма. Названия его картин рубежа шестидесятых-семидесятых годов говорят сами за себя: "Игра в бабки", "Придворные певчие", "В приемной у доктора". За хорошее знание и понимание быта его считали последователем Перова; однако исследователь справедливо замечал, что ему "чужда обличительная тенденциозность Перова". В нем созревал художник-рассказчик, наблюдатель людей и обстоятельств, взирающий на них достаточно трезво, но без малейшей беспощадности. Напротив, щемящая сердце доброта к людям - самая сильная сторона хотя бы картины "Любители соловьев", написанной в 1872-73 годах, за которую Маковский получил звание академика. Он написал в низкой комнате с подслеповатым оконцем, с божницей в углу трех стариков, слушающих пение соловья в клетке, висящей под потолком. Повесть жизни каждого из них прочитывалось легко и однозначно: это простые люди, бедные, одинокие, несчастные, которым только и осталось радости в жизни, что слушать пленного соловья да чаевничать друг с другом.

Оглядывая сейчас наследие Маковского в целом, трудно не заметить, что творческая удача сопутствовала ему главным образом тогда, когда он писал людей, прямо задетых драматическим ходом русской истории. Он работал в эпоху распада патриархального быта, опиравшегося на крепостнический уклад, когда в России формировались какие-то новые общественные структуры и, следовательно,- новые отношения между людьми, и многое, если не все, в происходящем было непривычно, затруднительно и непонятно и не позволяло в наступающих обстоятельствах чувствовать себя как дома. Можно, наверное, сказать, что в лучших своих созданиях Маковский и был художником людей, потерявших уверенность и ощущение надежности жизни. Вот, например, его картина "Крах банка" (1881). Кого только нет в толпе, явившейся в прогоревший банк,- и генерал, и вдова-помещица; кто в обмороке, кто в истерике; истуканом стоит монументальный жандарм, а по самому краю полотна бочком и украдкой пробирается, торопясь уйти незамеченным, юркий чиновник-негодяй, прячущий в карман ценные бумаги, уворованные при ликвидации... Вот другой шедевр Маковского - "Свидание" (1883). Молодая крестьянка, пришедшая из деревни повидаться с сыном, отданным в учение в город. Заморенный мальчонка-подмастерье кусает подаренный матерью калач, а женщина в платке смотрит на него с молчаливой мучительной скорбью, исключающей бурное проявление чувств, потому что словами или слезами не помочь,- разлука их безысходна, будущее предопределено, им никогда уже не жить вместе...

Надо сказать, что шедевров, подобных этим, у Маковского сравнительно немного. Он не был художником-философом (а когда, бывало, пытался философствовать - терпел сокрушительное поражение, как, например, в ходульных и риторичных полотнах о Ходынке или Девятом января, написанных, понятно, значительно позднее). Область Маковского - быт, а не история. Область его шедевров - быт, взорванный историей. Там же, где течение жизни проходило в привычном и благополучном русле, Маковский оставался всего лишь бытописателем. Разумеется, он стремился как можно шире охватить русскую жизнь, и, действительно, мы с интересом разглядываем на его картинах и сановников, и дельцов, и чиновников, и мещан, и колоритных обитателей городского дна, юношей, старцев, женщин и детей. Все это имеет теперь преимущественно историческую ценность, правда, немалую - в частности, из-за обилия деталей и подробностей. Помимо основной ситуации в картине, Маковский огромное значение придавал интерьеру и натюрморту, справедливо полагая, что вещи характеризуют время никак не меньше, чем человек.

Теперь о картине "На бульваре". Это, конечно, тоже шедевр - едва ли не последний в творчестве Маковского. Маковский написал его в 1886 году (ныне хранится в Третьяковской галерее). Стасов, всегда хваливший Маковского шумно, горячо и, пожалуй, неумеренно, описывал ее так: "К молодому мужу, мастеровому, пришла из деревни жена с ребенком. Они сидят на скамейке, под деревьями, на бульваре. Муж немного выпил, у него щеки рдеются, он играет на гармонике, заломив голову, о жене и ребенке, кажется, позабыл думать. А она, с довольно тупым и животным выражением, сидит, потупившись в землю, и, кажется, ничего, бедная, не понимает, и не думает. Такой глубоко верный тип Владимир Маковский, да и кто угодно у нас, в первый раз затронул". В этом описании все точно, кроме "тупого" выражения в глазах женщины. Стасов, как это с ним часто бывало, в угоду тенденции (в данном случае, вере в серьезное преимущество города перед "темной" русской деревней) говорил против всякой очевидности, Маковский же, невосприимчивый к "тенденциям", увидел вещи в гораздо более правильном свете. Не тупость, а отчаяние в глазах молодой женщины (здесь ощутима перекличка со "Свиданием"), Жизнь, заведенная в тупик. Возможно, не умом, но сердцем женщина отлично понимает положение дела,- гораздо лучше, чем ее подвыпивший муженек (но ведь он пьет, чтобы ничего не понимать, не думать). В этой картине - редкая у Маковского, удивительно сильная лирическая атмосфера. И потому, что это - картина о несчастной любви, о сломленной жизни. И потому, что это - картина о любимом городе. С нежностью и восторгом Маковский написал московскую даль, городские крыши, серенькое небо, голые деревья и рисующийся в глубине еле различимый силуэт церкви.

(с) В. Алексеев
журнал "Семья и школа", 1990, # 3